[Daiko-aka-Satayama]

Сегодня я впервые в жизни написала фемслэш. Давно планировала, ведомая мыслями о том, что фемслэш и слэш все же находятся на одной стороне, сколько бы на эту тему не флудили. Пока всего лишь драббл, но у меня ведь и так много работ в процессе. Хотя тут я опробовала не только фемслэш, но и нечто, чего раньше не только не читала, но и избегала. ==" Вот так и катимся, господа. Быстро и весело, с искрами безумия в глазах.

Девочка-солнышко

Впервые в жизни Эни так ясно ощущала биение собственного сердца. Быстрые, ритмичные толчки в груди, и горячая золотая жидкость, растекающаяся по всему телу. Это было похоже на пламя в холодную осеннюю ночь: ярко, жарко, неподражаемо, но, в то же время, непонятное чувство не было своевольным. Оно будто подчинялось чужому зову. Или все же не чужому?.. Эни не противилась. Она просто отдалась на милость бурной реке, не подозревая, куда несет её поток.

Когда все это началось? Она не знает. Просто однажды в карих глазах колыхнулось пламя. Просто однажды она проснулась живой, а мысль о греховности её чувств замаячила где-то на периферии сознания.

- Ты - моя панацея, - голос растекается в крови: такой же тягучий и алый. - Ты - мой свет.

В голове отдается эхо, и Эни медленно прикрывает глаза, стараясь слиться с ним воедино. Мелькают обрывки кинолент, вырванные страницы дневника: две каштановые косички смешно торчат из огромных белых бантов. На лице солнечная улыбка, а во взгляде плавится шоколад. Все это так тепло, так по-настоящему, что Эни не выдерживает.

Сквозь пелену видений смутно слышится шорох спадающего платья. Ткань мягкой волной скользит по коже, заставляя чуть прикусить губу. Сегодня. Только сегодня Эни позволит себе сдаться слабости. Она одна. Никто не помешает, а образ смеющейся девчонки дурманит, пьянит не хуже рома. И ей это нравится.

- Ты - моя панацея. Ты - мой свет, - все также отдается в ушах. Эни верит шепоту.

Рука легко очерчивает грудь, не задерживаясь ни на миг, плавно внемлет нежности кожи. Вторая - опускается ниже, к животу. Все так естественно и искренне. Ни грамма фальши.

Кареглазая девчонка улыбается слегка лукаво, будто ожидает чего-то: "Ну же! На что ты решишься сегодня?" - В глазах вновь пылает костер.

Последние ниточки контроля рвутся - стремительно, с жалобным звоном. Эни не видит комнаты - очертания смыты, а вокруг лишь туман. Жгучее желание разрывает разум, и она снова прикусывает губу, стараясь сдержать стон. Рука опускается еще ниже и, наконец, достигает цели.

- Девочка-солнышко, девочка-солнышко,- будто заветную мантру повторяет она. Голос прерывистый и задушенный. Воздуха катастрофически не хватает, и легкие сводит подобием судороги.

Девчонка в дымке заливается смехом и срывает с волос заколку. Теперь пряди крупными завитками спадают на плечи. Она идеальна. Пусть и меняется слишком стремительно, суть остается неизменна. Нет ничего, что осквернило бы столь совершенную красоту - ни одежды, ни ненужной "штукатурки".

Эни чувствует прикосновение пальцев ко внутренней стороне бедра, чувствует тяжелое дыхание в районе живота, а сердце, до этого заходящееся в бешеном темпе, вдруг замирает.

Солнце в глазах - пристально следящих, будто отмечающих малейшее изменение в её, Эни, чертах - в последний раз загорается и оседает на серые камни снопом золотых искр.

Она медленно садится. Краски видений меркнут, а очертания комнаты становятся ясными.

Синее платье, каштановые локоны снова заколоты в двух торчащих косичках, а в карих глазах, теперь спокойных, не поддернутых мутной дымкой, царит весна. Из зеркала на Эни все еще смотрит девчонка-солнышко.

- Ты - моя панацея. Ты - мой свет, - ласково шепчет она. Эни верит. Зеркало в точности повторяет движения её губ. Оно просто не может врать.

Скоро вернутся родители, похвалят свою дочь за приготовленный ужин, назовут солнышком. А помешательство... Эни совсем не против, ведь у девочки-солнышка должны быть свои секреты.